Когда в октябре 2000 года я занялся поисками материала и фотографий о Георгиевском кавалере из хутора Поповского Егоре Каменнове, ещё не знал, что судьба сведет меня вновь с жителем станицы Вешенской Коныпиным Николаем Филипповичем. На этот раз он поведал новую историю, начало которой положила фотография, чудом сохранившаяся у родственников Каменнова.

Я показал эту фотографию Николаю Филипповичу, и ... он признал на ней своего отца - Филиппа Андреевича и вспомнил историю точно такой же фотографии, которая хранилась в их семье до 1937 года.

Чтобы убедиться в том, что не ошибся, он срочно послал ксерокопию с нее своей сестре Елизавете в г. Шахты. Письмо от нее пришло быстро. В нем Елизавета Филипповна писала, что вспомнила, как такая же фотография висела у них в доме до войны: "Коля, я заплакала, узнала своего папу. Вот он наш отец второй слева". На обороте ксерокопии она вывела слова:

"Фото 1914 года.
сдесь есть наш отец.
Второй ряд, 2-й от края, если держать
фото лицом к себе, слева.
Обратите внимание на глаза.
И уши и подбородок похожи".

С фотографии смотрел человек в военной форме, фуражке. С молодым лицом. Стоял в кругу таких же, как и он, фронтовиков. Ему - 27 лет.

Николай Филиппович вспоминает: "Мой отец Коньшин Филипп Андреевич родился в 1887 году в хуторе Краснояровском Вешенского района. Уходил на эту войну (1914) на своем коне. Был награжден двумя Георгиевскими крестами.

Первый крест получил за доставку с поля боя тяжело раненного командира сотни. Казаки пошли в конную атаку, а командира сразило, а мой отец схватил его на своего коня и довез до своих. За спасение командира ему и дали Георгиевский крест.

А второй крест получил, когда находился в Польше. Послали его разведать, находятся ли немцы в селе, в которое казачья сотня намеревалась войти.

Он говорит командиру:
– Ну, что же меня одного посылаете, дайте помощи.
А командир ему ответил:
– Погибнешь, так один.

Хорошо помню этот случай, когда рассказывал мне об этом мой отец. На своем коне он по ложбинам, по кустарникам вплотную подъехал к крайней хате, привязав коня в зарослях ветвистых деревьев. Не доходя несколько метров до хаты, он спрятался, в садовых деревьях и начал наблюдать. К его великому счастью, из хаты вышла женщина к колодцу га водой. Он подошел к ней, она испугалась и кинулась бежать. Но у двери он ее настиг, успокоил и спросил, есть ли немцы в селе.

Она на ломанном русском ответила, что есть и много и только что ушли на обед Женщина просила его скорей уйти. Но отец попросил попить воды. Когда полячка пошла за водой, отец увидел в беседке полевую сумку. Он схватил ее и спрятал под шинелью. Попив воды из ведра, он сел на коня и благополучно возвратился в свою казачью сотню и доложил командиру о нахождении в селе немцев и отдал сумку с документами, которые были очень важны. В них был план окружения их сотни. Отец называл и командира - полковника Попова. За эту разведку и документы отец получил второй Георгиевский крест".

Николай Филиппович рассказывал, что Георгиевские кресты отец хранил за иконой в хате, берег их, а фотография висела в горнице на стене под стеклом. В 1937 году, когда начались на хуторе аресты, он завернул кресты в платочек и пошел в леваду. Когда у него спросили, куда он спрятал, он ответил: "Я их зарыл". И никогда за свою жизнь не сказал где. Исчезла и фотография.

Казак Филипп Коныпин остался преданным царю и в гражданскую войну, пошел против Советской власти. Воевал в 28-ом казачьем кавалерийском полку вместе с однополчанами-фронтовиками, а потом, поддавшись агитации казака Фомина из хутора Рубежного, с ними же и бросил фронт под Калачом…

Николай Филиппович вспоминает: "Отец пришел домой на своем коне, с шашкой, винтовкой и пикой, схоронил это оружие. Винтовку и патроны закопал в землю, а шашку и пику упрятал под камышовой крышей в конюшне. Сделал это он потому, что бояся прихода Советской власти на Дон".

Когда на Верхнем Дону стала устанавливаться Советская власть, Филиппа Андреевича не тронули. В каждом дворе на хуторах и станицах были такие же, как и он, казаки.

Но прошлого ему не простили. В 1933 году по ложному доносу в краже коровы из станицы Еланской его посадили в тюрьму на 4 года. Пришлось храброму и выносливому казаку строить канал Москва-Волга. Вернувшись, он шепотом рассказывал жуткие вещи жене и детям. Выжил чудом. Помог еврей-продавец из продуктового магазина при стройке, с которым познакомился Филипп. "Он часто помогал ему в куске хлеба".

О том, кто сделал ложный донос, Филипп узнал случайно. Однажды позвал его к себе умирающий хуторянин Степан Коныпин, его однофамилец. Со слезами на глазах он сказал:
- Кум дорогой, прости! Корову сдавал я, а указал на тебя.

Он рассказал, что зимой 1933 года он увел корову из станицы Еланской и отвел ее в хутор Рябовский Сталинградской области. Продавая её, назвался Коньшиным Филиппом. Когда милиция пришла по следам, новый владелец коровы так и назвал продавца. Выслушав исповедь, Филипп ответил:
- Кум, Бог тебя прощает, и я тебя прощаю.

Через день Степан умер.

Когда началась Великая Отечественная война, Филиппу было уже за 50, но его, как и ещё двоих хуторян этого же возраста, мобилизовали на фронт.

Однако, казак не участвовал в боях, не пришлось ему быть и на передовой. Определили его в кавалерийскую часть, где ковал лошадей, делал в кузнице подковы.

Вернулся в родной хутор в 1945 году. Работал в колхозе имени Буденного: зимой скотником на МТФ, а летом пас колхозных коров.

Судьбе угодно было, чтобы казак Филипп Коныпин дожил до 1981 года. Пришлось на его жизнь 3 войны, 4 года каторжных работ, долгие годы работы в колхозе... В первую мировую и гражданскую войны служил царю, а в Великой Отечественной воевал за Советскую власть. Судьба целого поколения.

Рассматривая Православный церковный календарь за 1998 год, я натолкнулся на имя Филипп. Текст гласил: "любящий коней (греческое)." Носили его Апостол, Святитель, Мученик, Преподобный.

Досталось оно и донскому казаку, чья половина жизни была связана с боевыми конями.

Значит, правду говорят Святцы!

История одной фотографии поведала нам судьбу двух казаков-героев первой мировой войны: Егора Каменнова и Филиппа Коныпина. Кто знает, может быть со временем мы узнаем имена и других пятерых казаков, которые запечатлены на старой фотографии.